От ковра до полпредства

- Бувайсар, Вы сейчас хасавюртовец или красноярец?

- Я с 1992 года в Красноярске, там мой тренер Дмитрий Миндиашвили. Я и сейчас там прописан, как и мои дети. Но с этого года мы перебрались домой, в Хасавюрт, там и старшие дети в школу пошли. Я ведь в 2010-2011 годах работал в Пятигорске советником полпреда Президента России в СКФО, так что и в связи с этим уже переезжал.

- Легко ли приняли предложение перейти на госслужбу?

- Вообще я же военнослужащий, подполковник, 16 лет прослужил. И мне оставалось всего четыре с половиной года до пенсии, но в связи с переходом на госслужбу пришлось уволиться. О чем я сейчас очень сожалею – надо было мне нормально дослужить свою армию… Но и дома уже надо было быть – маме уже 70 лет, три брата, две сестры, много племянников…

- За годы жизни в Красноярске часто приезжали в Хасавюрт?

- Конечно. Я за всю жизнь ни разу не был в отпуске на море – в любое свободное окошко я приезжал домой. Сейчас все в Хасавюрте, и две спортивные юношеские школы названы моим именем, так что дел хватает. И самое главное – рядом с мамой, мои дети рядом с бабушкой, чтобы она им говорила то, что в свое время мне говорила. А уехать, поездить еще успеем…

- В должности советника Александра Хлопонина в Аппарате СКФО за Вами числились спорт и молодежная политика. Чем, в основном, приходилось заниматься на этом направлении?

- Как таковой молодежной политики и спорта в полпредстве нет. Это же небольшая организация, во всем полпредстве работает 75 человек, а у меня в юношеской спортивной школе работают 67. Полпредство – это не региональная власть, не муниципалитет. Это орган надзирающий, рекомендующий, а все знают, как у нас относятся к рекомендациям.

Полпредство создавалось в помощь нашим республикам, чтобы была централизация. Должно какое-то время пройти, чтобы руководство республик перестроило свою работу на новых правилах. Зная Хлопонина еще по его работе губернатором Красноярского края, я уверен, что его личностные качества сыграют важную роль в развитии Северо-Кавказского федерального округа.

- Что дал Вам опыт работы в полпредстве?

- Я четко понял, что еще не готов работать чиновником.

- Ритм жизни не тот или сама сфера деятельности не Ваша?

- Наверное, проблема во мне – для чиновничьей работы нужен человек другого склада. Спортивное прошлое наложило на меня серьезный отпечаток на все, в том числе и на режим дня. Двадцать лет я проработал в одном режиме и сразу перестроиться под то, чтобы с 9 до 6 в кабинете сидеть, я не могу. Да и не хочу. Я никогда не сидел долго на одном месте – я всегда бегал, прыгал, кувыркался.

Наверное, со школьных лет. Хотя я хорошо усвоил школьные знания, много книжек в школе прочитал и вообще быстро читаю, анализирую. Не скажу, что все, кого я видел из чиновников, были умнее или образованнее меня, но каждому свое – должен быть определенный склад ума. К тому же, будучи много лет на передовых ролях в борьбе, потом начинать с клерка -непривычно…

- Но все же Вы были не совсем клерком – советник полпреда может на многое повлиять. Вы же могли придумывать, предлагать, согласовывать, запускать разные проекты…

- Придумать и предложить получилось несколько раз, а вот запустить – нет. Или я не досидел там, не дождался… Но у меня там хороший друг остался, Тамерлан Тменов, бывший чемпион мира по дзюдо, который со мной в паре в полпредстве работал.

Мы вместе с ним привлекали моих друзей из Красноярска, тех, кто занимался там развитием спорта, чтобы спроецировать тамошний опыт на наш регион. Придумывали концепцию развития спорта на Кавказе, но в то время полпредство только становилось… Но и по сей день никакой централизации спорта на Северном Кавказе не произошло.

- Ну да, были только Кавказские игры…

- Я был главным судьей первых Кавказских игр – это единственное живое мероприятие, в котором я поучаствовал. Но вообще опыт работы в полпредстве – хороший опыт. Я никогда нигде в аппарате не работал, бюрократии не знал, ритма этого не знал. И вот понял, что это не мое.

Хасавюрт и политика

- Но идут разговоры, что Вы будете мэром Хасавюрта…

- Это двадцать лет уже говорят. С 1997 года, я тогда уже был первым среди чеченцев олимпийским чемпионом, был очень популярен, и тогда уже мне предлагали. Хотели такую, немного конфликтную, ситуацию создать… И по сей день эти разговоры продолжаются.

- То есть это не из полпредства идет, а из самого Хасавюрта?

- Да. Там очень нездоровая обстановка, и сейчас тоже.

- Нездоровая, в основном, не из-за межнациональных отношений, а экономической ситуации?

- Из-за экономических проблем, социального расслоения, межнациональных проблем, религиозного разделения и, естественно, из-за коррупции.

- Это проблемы не только Хасавюрта, но и всего Дагестана и шире – Северного Кавказа, всей России…

- В Красноярске эти проблемы не так остры.

- Но в 90-е годы там тоже шли разборки…

- Это про Толика Быкова? Но Толик очень много полезного сделал, и для спорта в том числе…

- И Быкова, кстати, давили даже не власти, а московские олигархи их руками.

- Да. Но тогда была другая ситуация – в стране был хаос. Сегодня у нас хаоса нет, сегодня у нас вертикаль власти.

- В Дагестане вертикаль не особо работает. Дагестан – отдельная тема…

- Вот и плохо, что Дагестан отдельная тема, он не должен быть таким.

- В Хасавюрте многие недовольны положением дел и хотят поменять ситуацию?

- Я знаю, что кроме приближенных к власти, очень многие часто высказывают недовольство. Умаханов, мэр Хасавюрта – близкий мне человек, он был тренером в соседней спортшколе, причем не противоборствующей, а дружественной, одна школа из другой вышла.

Всю жизнь мы вместе ездили на соревнования, в 1991-1994 годах он постоянно возил нас, и сейчас любой вопрос, с которым я к нему прихожу, он влет решает. Никогда я ничего плохого ни про него, ни про его родню не скажу – его племянники со мной вместе боролись, друзьями были, с одним из них я вместе выиграл Олимпиаду.

Но общая картина… Конечно, чувствуется оторванность власти от населения. Много лет уже прошло с 1997 года, когда его избрали, и много очень острых событий произошло и в Хасавюрте, и в Дагестане. На границе что творилось, потом чеченская война была, да и президентов сколько поменялось в республике… Конечно, тяжело 15 лет работать.

- Что больше всего раздражает?

- Бесит беспорядочная застройка в городе. Единственный момент, когда я вспоминаю власть нехорошим словом, это на дорогах. Дорог нет, их убили, понастроили магазины…

- Хасавюрт вообще живет торговлей?

- Да, никакого производства нет. Но он географически так расположен, что всегда был местом обмена товаров, даже в те времена, когда денег не было. Горцы приезжали, привозили изделия свои – кубачинское оружие, посуду, бурки, выменивали их на хлеб. Из Чечни шел хлеб в Дагестан, в горы, где его нет, и в Хасавюрте происходил обмен. Из гор на равнину шел поток рабочей силы.

Ауховская боль

- Как сейчас складываются межнациональные отношения в Хасавюрте?

- Сейчас в Хасавюрте примерно сравнялись по численности чеченцы и аварцы, кумыков стало поменьше, дальше идут даргинцы. А в советские времена чеченцев, аварцев и кумыков было одинаковое количество, и руководящие посты занимали кумыки. Потом их потихонечку отодвинули.

У нас есть большая межнациональная проблема. Мы, хасавюртовские чеченцы, в досоветские и советские времена преобладали и в городе, и в районе. Рядом с нами раньше проходила чеченская граница, а у нас был Ауховский район, но в 1944 году, когда чеченцев выслали, Ауховский район ликвидировали. В 1957-м чеченцы вернулись, но район не восстановили. А в 1991 году Россия приняла закон о реабилитации репрессированных народов, но до сих пор он не выполнен.

- А как нерешенная проблема Ауховского района сказывается на ситуации с хасавюртовскими чеченцами?

- За последние 15 лет Хасавюрт со всех сторон оброс аварскими селами. У каждого горного села появились филиалы на спорных землях. А чеченцев, которые там исконно жили, не прописывают. И это притом, что формально никто не отрицает необходимости восстановления Ауховского района, и людей оттуда потихоньку переселяют…

Но одновременно руководство Новолакского района (где проживают около 7 тысяч чеченцев, 5 тысяч лакцев, 3 тысячи аварцев), понимая, что скоро, может быть, уже через год, район будет переименован в Ауховский, распродает земли. Единственному в районе аварскому селу передали тысячу гектаров спорной земли – для района это большая территория, тем более что это плодородная земля. А по закону о восстановлении Ауховского района все территориальные споры нужно было отложить до момента его восстановления. То есть не соблюдают закон.

Конечно, это во многом отголоски военного времени – чеченской войны. Тогда любой ценой нужно было удержать границу, резко и быстро принимать решения. И некоторые руководители тогда заработали очень серьезные политические очки – они тогда все правильно и грамотно сделали, и считаются спасителями России. Посмотришь сейчас в Интернете – 1999 год, спасли, защитили! Только непонятно от кого…

Сейчас власть в республике новая, молодая. Глава Дагестана Магомедсалам Магомедов, уверен, искренне желает решить все сложные проблемы. Для этого необходимо консолидировать общество, что, естественно, требует времени. Да и прийти, шашкой махать в Дагестане - дело неблагодарное…

- В Дагестане претензии ко всем сильным руководителям городов – и к хасавюртовскому мэру Сайгидпаше Умаханову, и к махачкалинскому мэру Саиду Амирову, и к дербентскому мэру Имаму Яралиеву…

- Вообще сильный руководитель - это очень хорошо. И на месте, в муниципалитете это хорошо. И эти люди в трудные времена стояли у истоков сохранения Дагестана. Они удержали ситуацию – могведь быть любой хаос.

Но когда сильные руководители не могут договориться, страдает народ. Должен быть один сильный.

- Но в Хасавюрте сильный руководитель, а народ недоволен…

- Но есть и масса довольных. Огульно хаять - самое простое. Ни я, никто другой не сделал и половину того, что он сделал для города. У него и полномочия были, и власть была. Да, сегодня ему тяжеловато, много разных слухов ходит. Но, тем не менее, это сильный руководитель, который хорошо знает город.

А власть в республике… Просто Дагестан – очень сложная и большая горная страна, специфическая, и нельзя всех под одну гребенку. Не получится. Должна быть четкая национальная политика, нужно открыто смотреть друг другу в глаза, а не лицемерить.

Борцовский характер

- Возвращаясь к Вашей работе. Понятно, что Вы не хотите быть чиновником, но ведь руководить городом – это не совсем чиновничья работа.

- Очень тяжелая работа. Честно? Я не хочу. Я сейчас в хадж еду, я в Рай хочу попасть…

- На Кавказе, и особенно в Дагестане, знаменитые борцы очень часто идут во власть, в политику. С чем, по Вашему мнению, это связано, с какими чемпионскими особенностями?

- У каждого свои личностные качества. Вот Сайгид Муртазалиев, бывший олимпийский чемпион, аварский политик, глава отделения пенсионного фонда РФ по Дагестану, мой близкий друг был, да и сейчас остается, просто мы реже общаемся. Он по натуре своей политик, ему все время надо быть в гуще событий, на острие. Он любит сводить людей, мирить их. Я – домосед, еще люблю с детьми в спортзале заниматься.

- Сайгидпаша Умаханов тоже говорит, что для него самое любимое занятие – тренировки с детьми.

- Да, он много спортзалов построил…

- Но все-таки, что такое есть в борцах, что заставляет их идти во власть? Просто стремление быть первым или что-то другое?- Вообще в советское время, особенно в Дагестане, борьба была на высоком профессиональном уровне – на такую планку ее подняли Загалав Абдулбеков и Али Алиев. А саму борьбу в Дагестане ставили знаменитые советские тренеры Дякин, Крутковский, Рыбалко, Преображенский.

Тот же Али Алиев был кандидатом медицинских наук, сам проводил операции, был очень деятельным и популярным человеком, политиком. А первый олимпийский чемпион на Северном Кавказе Загалав Абдулбеков, который плясал лезгинку на олимпийском ковре после своей победы в Мюнхене в 1972 году, является для меня эталоном мужества и справедливости.

И эти великие борцы были для нас примером для подражания. Ребенка отдавали в спортшколу, где его не только учили бороться, но и дневник проверяли, и дисциплине учили, и воспитывали. У нас, например, двоечник никогда не мог быть хорошим борцом, обязательно нужно было хорошо учиться в школе. Обучали качественно, серьезно. Поэтому в Дагестане к борцам уважительно относятся, знают, кто они такие. У нас никогда не было такого отношения, что вот, мол, борцы тупые, одни мышцы.

Братки и лесные

- Что было в 90-е, когда многие из борцов стали братками?

- У нас в Дагестане чуть не пропала борьба. Была материальная проблема – у нас не было денег, тренеры получали маленькие зарплаты. И только в 2003-2004 годах, когда Сулейман Керимов взял под свое крыло, при его поддержке во всей российской борьбе и, в частности, дагестанской, ситуация стала выправляться. Потихоньку за эти годы борьба снова стала популярной, модной. Сейчас в Дагестане борьба переживает особенный бум.

В спортшколах надо делать больший упор на политическую работу с детьми, на воспитание. Ведь не секрет, что у нас очень многие уходят из спортзалов в леса…

- В 90-е уходили в бандиты, сейчас – в леса…

- Это протест. Чисто внутренний протест.

- В 90-е парни видели, что собственность и страну растаскивают на куски и считали, что чем они хуже. А сейчас против чего протестуют?

- Ты вроде бы нормальный парень, в школе учился, не воровал, не бандит, дожил до 20 лет, устроился на работу. И реально понимаешь, что ты, по сути, батрак. А тут проезжает кто-то с десятью машинами охраны, с двадцатью. Потом видишь их детей, которые заходят и скупают полмагазина – пока ты за булкой хлеба в очереди стоишь. А они такие же, как ты, и не дай Бог война начнется, ты раньше них побежишь Родину защищать. Вот и все, вот и весь конфликт.

Самая большая проблема – социальная несправедливость. Не межнациональная, не межрелигиозная, а социальная проблема главное. Расслоение общества.

- В Красноярске не так?

- Конечно, нет. У меня в Красноярске сосед есть, мой друг. Он руководитель пенсионного фонда по Красноярскому краю. Он всю жизнь ходил на работу с портфелем, в шапке набекрень. Исключительно добрый человек. И ко мне приехал мой друг Махач из Дагестана, мы с ним идем вместе, и навстречу этот сосед. Я с ним поздоровался, пошли дальше, и я рассказал Махачу, кто это. Он полчаса смеялся – ты говорит, его шапку видел? И что он так один ходит?

- Да. Занимающий аналогичный пост в Дагестане Муртазалиев передвигается в сопровождении кортежа охраны…

- У Сайгида очень сложная ситуация, ему охрана нужна, он вынужден. Но есть масса людей, которые в ней не нуждаются. Если сейчас 25 тысяч солдат из Ханкалы в Дагестан перебросили, зачем каждому чиновнику по 25 охранников? Социальная несправедливость порождает протест, до людей мало что из денег доходит.

А в Красноярске близко такого нет. У людей хорошие зарплаты. Там техничка получает 20 тысяч – в Хасавюрте 4 тысячи. Если людей из Красноярска закинуть в нашу кавказскую действительность, они через месяц ноги протянут. Потому что они привыкли к социальному обеспечению. А у нас машина в аварию попадает – ты даже автостраховку не получишь. Если хочешь получить инвалидность, ты платишь 60 тысяч, чтобы потом в течение года получить 90. Хотя может быть это все и слухи, и некоторые люди уже начали работать?

Преображение родины

- Что изменилось в Хасавюрте за последние годы?

- У людей появились деньги. Много людей заработали на базаре. Но сейчас это направление потихонечку угасает и, видимо, это начало конца хасавюртовских рынков.

- Из Чечни перестали ездить?

- Да, чеченский покупатель уже предпочитает дома отовариваться. Благо Чеченская республика имеет в лице Рамзана Кадырова одного из немногих руководителей региона, кто искренне любит свой народ и делает все для его процветания. И самый большой его плюс то, что он настоящий мусульманин. Он боится Аллаха.

Да и переросли уже люди эти беспорядочные, грязные рынки, многие уже хотят на машине подъехать и в чистом магазине все купить. Строят и у нас такие магазины. Бесконтрольно, правда, по-черному.

- Много уезжает народа?

- Очень много уехало за границу, особенно чеченцев. И до сих пор уезжают, потому что вопрос восстановления Ауховского района очень тяжелый для нас, на личном уровне тяжелый. Люди не хотят с такой несправедливостью соглашаться, и не будут. Нас наши старики ругают: что вы сидите, идите, отберите наши земли.

- Недавно в Хасавюрте напали на шиитскую мечеть. Что это было – специальная провокация для стравливания шиитов и суннитов?

- Может быть, это элементарная разборка или связано с деньгами. Но очень плохо, если это осознанная провокация, потому что в последнее время можно наблюдать целый ряд таких действий. И самое главное из них – убийство шейха Саида Афанди. Когда это случилось, я по-настоящему испугался и понял, что будет очень плохо.

Ведь он консолидировал вокруг себя огромное количество людей, поэтому его и убили – теперь не нужно, чтобы их сдерживали, нужно, чтобы был хаос. Много разговоров ходит у нас про 2014 год, про то, что будет после Олимпиады… Это обострение началось после того, как салафиты и приверженцы тариката собрались в центральной мечети в Махачкале. Одна половина мечети – бородатые, другая – в тюбетейках, и у них начался разговор, диалог. Простые люди начали контактировать. Видимо это было кому-то невыгодно…

- Кому?

- Видимо, очень серьезные намерения у Турции, у Ирана, да и американцы посредством наших соседей будоражат ситуацию. А может просто за последние двадцать лет накопилось столько противоречий и проблем, что нужен хаос, чтобы все это смести…

- Как Вы относитесь к деятельности комиссии по реабилитации боевиков? Одни считают ее бесполезной, другие призывают бороться за каждую человеческую судьбу…

- Надо бороться за каждого парня и на той, и на этой стороне. И те, и другие – наши парни, они за одной партой сидели. Многие оказались в лесу из-за безысходности, из-за чиновничьего произвола. Пришел получить паспорт, а ему говорят: не дадим, давай деньги, и так на каждом уровне.

К сожалению, нынешняя ситуация растит не хороших и порядочных людей, а ломает людей, выдает грязь. На то мы и государство, чтобы защищать своих людей. А ставить вопрос так, что одних защищать, а других давить… Не надо никого давить.

Кому выгодна нестабильность

- Кроме тех, кто организует теракты?

- Да, но это надо делать профессионально. Ты в лесу хоть одну ночь ночевал? Какой нормальный человек пойдет в лес, рисковать своей жизнью, если ему есть чем заниматься, если есть за что зацепиться? Только от безысходности.

У нас огромная проблема с образованием. Школы были порушены, ничему не учили. А высшее образование кавказское такого качества, что уже нигде не признается. С нашими медицинскими дипломами в том же Ростове не берут на работу, так и пишут: с дагестанскими и осетинскими дипломами не берем.

И это притом, что в Москве работает огромное число профессоров, руководителей клиник, прекрасных врачей из Дагестана еще с советским образованием. Даже поликлинику Правительства России возглавляет мой родственник, выпускник Дагестанской медакадемии Ваха Ханалиев.

Очень много проблем, поэтому, наверное, любой руководитель приходит, видит эту кучу проблем и ужас его охватывает.

- Салафиты и суфии – насколько противоречия между ними искусственно нагнетаются?

- Через суфиев к нам ислам пришел, они его сохранили, донесли до нашего времени, применили ко всем нашим жизненным ситуациям. Надо быть терпимыми, должно пройти какое-то время. Нельзя действовать, продвигать свои идеи так, будто ты в космосе находишься. Все должно быть применимо к сегодняшней жизни, все должно быть живое.

Надо, чтобы старшее поколение достойно отжило свое. А противостояние надо свести на нет, не надо нагнетать. Надо не искать места нестыковок, не будоражить людей, а применять те практичные вещи, которые есть в исламе. Ислам запутать очень сложно – он в одной книге. И то, что извне, никогда не приживется. И торопиться не надо – все-таки мы 70 лет молились Ленину, мы же не можем сразу правильно научиться.

Есть у нас вертикаль власти, есть силовые структуры, есть духовные управления в каждой республике – надо чтобы они работали. Когда они не работают, люди остаются предоставленные самим себе. А бороться за свои права они не умеют, максимум, что могут – выйти, дорогу перекрыть.

- Но кто будет бороться против несправедливости, если не сильные люди? К Вам ведь наверняка приходят и говорят: неважно, хочешь ты или не хочешь, но ты должен…

- Да, так и говорят. Я недавно участвовал в работе комиссии по восстановлению Ауховского района. Сам попросился, с двумя килограммами бумаг пришел. Меня еще глава Дагестана Магомедсалам Магомедов позвал, когда узнал, что я хорошо разбираюсь в проблеме. Пришел, покусался с теми, кто с другой стороны сидел, потому что они на черное говорили белое.

Дальше у меня желания не было заниматься, ничего из этого не получилось. Это в конце февраля было, а перед тем, 23-го, у нас в Хасавюрте был митинг в годовщину высылки. Я и на митинге был, там много было людей воинственно настроенных…

Очень сложно в нашей действительности решать социальные вопросы… Очень часто мы видим руководителей, которые приходят и начинают обжираться, обрастать жиром. И потом только из окна персонального автомобиля смотрят на этот мир. Я так не хочу, мне это не нужно. Я хожу куда хочу, хоть 500, хоть 1000 человек собрались, со всеми разговариваю. Наверное, не решаю жизненно важных вопросов, но и никого не раню, никого не подставляю, ничьи деньги, присланные из Москвы, не ем, детям своим их не скармливаю.

У нас много людей во власти с узким кругозором, необразованных, которые не знают ни своей истории, ни ментальности своего народа. Раньше у нас было расслоение, были и рабы, и батраки, а сейчас все смешалось.

И некоторые руководители даже не имеют представления о сожительстве разных народов, это люди, которые, может быть, были обиженными всю жизнь, а потом дорвались до власти. И пытаются в меру своего понимания действовать. Ну, например, кумыки раньше были у власти, а теперь нет, так давайте мы их будем давить. Потому что они себя не знают, ни других не знают. Не знают, что мы живем в огромной стране, не могут объективно оценить ситуацию.

- Как в 18 веке…

- Если бы так было. Тогда были сдерживающие факторы, круговая ответственность, та же кровная месть. Дагестан был очень сложным образованием, все было перемешано, но сбалансировано. А потом, с приходом советской власти, решили все упорядочить. Начались переселения народов, социальные пертурбации. Батраки вылезли наверх, напустили их на тех, кто пахал и работал. Бездельники первые получили лычки, убрали всех уважаемых, религиозных людей, тех, кто споры решал. И последствия этого ощущаются до сих пор.

Но при всем этом это территория с огромным потенциалом для России – в первую очередь людским, человеческим. И при минимуме затрат государство может иметь максимальную отдачу. Надо просто правильно расставить акценты.

- Одно из известных качеств тех же дагестанцев и чеченцев – хорошие боевые качества. Но в армию их теперь практически не берут.

- Это происки наших врагов, это не на руку России.

- Но ведь было множество конфликтов на национальной почве в военных частях…

- Так надо решать конфликты, есть командир части, пусть решает.

- А чеченцев, проживающих в Красноярске, призывают?

- Конечно. А из Хасавюрта не возьмут. Хлопонин поднимал этот вопрос, и в том году призвали тысячу или две тысячи человек из республики. Раньше нужно было платить, чтобы не взяли в армию, а теперь наоборот. Мой племянник заплатил и пошел служить. Люди с детства любят свою страну, хорошо учатся в школе, а им говорят: вам нельзя в армию. Это не наша политика. Если мы одна страна, так не должно быть.