ИСТОРИЯ ПАНКРАТИОНА

Все соревнования в греческой палестрике проводились на площадках, посыпанных сухим песком. Только для панкратиона приходилось готовить специальную площадку, называемую «мальфо» — «мягкое поле». На неё насыпали очень толстый слой мелкого песка, поверхность которого увлажняли водой. Созданный таким образом аналог борцовского ковра несколько снижал травматизм при бросках на землю. Поединок на мальфо проходил в таких условиях, что заметить поднятый палец было просто не возможно. Сдаваясь, панкратионик похлопывал победителя ладонью по телу. Если же никто из безнадёжно сцепившихся в ближней схватке бойцов не мог провести решающий приём, то судья мог подсказать кому-либо из них, как следует осуществить болевой захват (или, наоборот: как освободиться от него). Соревнования проходили в абсолютном весе. Так же проводились и кулачные бои. Это привело к вырождению легковесов– они не могли рассчитывать на победу ни при каком уровне техники. Не было в панкратионе временных ограничений и подсчета очков. На тот момент в панкратионе все решал не рост и вес, а мощность телосложения. Потенциальных панкратиоников можно было определить с детства: все они были широки в кости и обладали развитой мускулатурой. Конечно, мускулатуру надо было еще дополнительно развивать, да и технику боя оттачивать, но все это только при наличии генетического потенциала. И зачастую получалось, что бойцы высокого уровня оказывались неуязвимыми друг для друга. Если они взаимо воздерживались от «грубостей» и не попадались на болевой залом, то их тела выдерживали любые удары и броски! Примечательный факт! В Олимпии на играх погибло множество кулачных бойцов. А панкратиоников за все время Олимпийских игр ни одного. Впрочем, если не жизнью, то здоровьем они рисковали. Ведь панкратион – единственный из олимпийских агонов, допускавший болевые приемы. А вот на периферии греческой цивилизации (например, в черноморских колониях) болевые приёмы распространились шире. К примеру, в Херсонесе проходили соревнования по таинственной «айксиломахии», представлявшей собой, борьбу с применением болевых приемов и удушающих захватов. От панкратиона она отличалась отсутствием ударов. Иногда панкратионики участвовали в кулачном бою или борьбе. Это было нелегким испытанием: оба соревнования проходили в один день. Причем, если число участников было нечетным, такому «двоеборцу», только что выдержавшему изнурительную схватку, мог для второй схватки достаться абсолютно свежий, еще не сражавшийся ни с кем напарник! Такой счастливчик назывался эфедрием – «сидячим». Считалось, что он мог одержать победу даже сидя. Но везение эфидрия было о двух концах: если утомленный противник все же брал над ним верх – на следующую олимпиаду «сидячему бойцу» являться уже не стоило, он становился всеобщим посмешищем.

Путь атлета и Путь воина в Древней Греции не полностью разделился (и то и другое – важный элемент общей культуры: именно культуры!), но уже и не полностью совпадали. Многие авторитеты древнегреческой палестрики считали, что в олимпийском движении есть две вершины: пятиборье — пентатл, который требовал гармоничного слияния силы, ловкости, выносливости и быстроты на «нормальном» уровне, и панкратион, добивавшийся той же гармонии на уровне «экстремальном». Но другие полагали, что эта экстремальность выводит панкратион из числа олимпийских состязаний, ибо сам по себе разрушает гармонию. Эти точки зрения смогла бы примирить победа какого-либо чемпиона – панкратионика в пентатле. Но такое за всю историю олимпиад случалось лишь один раз. Вероятно, этот победитель (некий Феаген) был поистине феноменальным и атлетом и воином. Однако кроме него обе вершины не покорились никому.

Самым известным чемпионом по Панкратиону в древности был ученый, философ и гуманист Пифагор. Пифагор шесть раз выигрывал Олимпийские игры -больше, чем кто бы то ни было из единоборцев. Четверть века он был лучшим бойцом в мире благодаря гармонии души и тела. Особенность панкратиона заключалась в том, что это единоборство оказалось как раз в промежутке между двумя путями. Это могло стать его достоинством, но стало скорее недостатком: оба мира, и воинский и спортивный, относились к нему без особого восторга. Воины – как к «баловству», польза которого проявляется весьма редко. А спортсмены – олимпийцы – как к «грубой игре», в которой почти невозможно осуществить чистые, красивые приёмы борьбы или даже бокса. И тем не менее панкратион ближе, чем остальные искусства олимпийской программы, подходил к воинским, а не спортивным единоборствам. Он, собственно выделился из воинской практики в обозримом для самих эллинов прошлом. Тот же 648 г. до н. э. Можно считать «изобретением панкратиона лишь в том смысле, что тогда он был окончательно осознан как безоружное единоборство, а не как последний ресурс обезоруженного воина.

Отношение к панкратиону Александра Македонского можно охарактеризовать так: задача полководца – провести сражение таким образом, чтобы навыки панкратиона его воинам не пригодились, а вражеским воинам — не помогли. А та воинская практика, которая породила панкратион продолжала существовать параллельно ему. Она подверглась достаточной систематизации, чтобы можно было говорить о ней как о самостоятельном явлении, имеющем собственное название. Название это – «гопломахия»: борьба воинов (точнее, гоплитов: тяжеловооруженных пехотинцев. Гоплита отличало не только хорошее защитное оружие, но также сознательная дисциплина и развитое чувство общественного долга: гоплитами становились полноправные граждане греческих полисов, и согражданами они ощущали себя даже в большей степени чем братьями по оружию. Эти качества отразились и на особенностях гопломахии. Всё – таки «борьба воинов» полноценным агоном не стала, да и не стремилась им стать, упорно сохраняя военно-прикладное значение. И вот в этих условиях недостатки панкратиона (который заметно ближе к гопломахии, чем остальные греческие единоборства), конечно, не становились достоинствами, но утрачивали заметную часть своих опасных качеств. Интересно, что кроме гопломахии, абсолютно исключавшей открытые состязания (только тренировки и применение обретенных навыков на практике, т. е. в бою, а не на соревнованиях), существовал и какой – то компромиссный вариант: схватка воинов в полном снаряжении на боевом оружии, но – без намерения убить. О подобных состязаниях повествует ещё «Илиада». Согласно Гомеру, они длились до первой крови.

В бранный облекшись доспех, ополчившись пронзительной медь.,
Выйти один на один и померить их мощь пред народом,
Кто у кого скорее пронзит благородное тело
И сквозь доспехи коснется и членов и крови багряной –
Тот победитель.

Правда, по Гомеру, участников этого поединка развели ещё до первой крови, признав победителями обоих – из опасения что они убьют друг друга.

Но на ряде изображений мы видим уже не поединок, а схватки небольших отрядов, а рядом стоит флейтист, своей музыкой задающий ритм боя. И всё же это не воинская пляска, а именно воинское состязание: музыканты сопровождали гоплитов и в настоящих сражениях, помогая управлять действиями войска на поле брони. Причём звук флейты был из числа не побуждающих, а сдерживающих сигналов: он напоминал воинам о необходимости соблюдать осторожность.

В строю приходилось ждать атаки главным образом спереди, поэтому и опасность нападения многих на одного не всегда проявлялась даже при наличии численного превосходства. В этих условиях выработанные панкратионом боевые навыки (прежде всего мужество и выносливость) приобретали особую ценность. Например, древковому оружию (в первую очередь – копьям) обезоруженный боец мог противопоставить опять – таки прежде всего приёмы панкратиона, нырки и захваты. Другое дело, что сейчас довольно трудно сказать, какую долю боеспособности гоплита обеспечивал именно панкратион (и другие официальные боевые агоны), а какую – весь комплекс палестрических и прочих упражнений.